У каждого человека есть малая Родина. Для меня - это родной хутор Сухов 2-й, здесь родились и выросли мои самые близкие люди: прадед, дед, папа.

Мой хутор стоит на священной земле волгоградской, земле, обильно политой кровью, земле, знавшей стойкость и смелость, мужество и отвагу, страдание и людскую скорбь.

О Сталинградской битве много написано, есть тысячи документов и воспоминаний, хроника.

Земля Сталинграда. Ее двести дней и ночей хлестали свинцовые ливни и град сталиных осколков; над нею неистово носились огненные смерчи, дымные тучи пожарищ заслоняли солнце. Мой маленький хутор, затерянный в волгоградских степях, - тоже частичка этой священной земли, и хотя среди моих земляков нет человека-легенды, я все же хочу рассказать о них, о рядовых бойцах, рядовых тружениках тыла, смелых и сильных духом, верных своей Родине.

1941 год. 22 июня. Черные репродукторы словно расчертили жизнь надвое - «до» и «после». Началась Великая Отечественная война.

С тех пор прошло много лет, но жива память народная. Когда я ныне беседую с очевидцами той поры, сжимается сердце, на глаза наворачиваются слезы, а в сознании возникает вопрос: как же все это можно было пережить?

24 июня хуторяне провожали на фронт земляков. Среди первых мобилизованных были: Касюк А. Г., Костров А. Ф., Кудинов М. Ф., Левин А. А., Харланов А. М., Барышников Ф. Д., Сидорин И. И.

Барышникова Анна Васильевна, вдова Федора Даниловича, вспоминает: «От военкомата до станции шли даже с гармошкой. А на вокзале вырвалось наружу людское отчаяние, слезы и крики заглушили все вокруг. Мы понимали, что не всем суждено вернуться в родной хутор. Подошел эшелон, было желание остановить время, прижать к себе и не отпускать, но раздалась команда: «По вагонам!». С этой минуты, те, кто уходили на фронт, считали себя уже не дома».

Теперь жизнь хутора во многом изменилась. Болью в сердце отзывались слова диктора о том, что советские войска с боями оставляли города и села, фронт откатывался все дальше и дальше на восток.

В сентябре 1941 года восемнадцатилетних девчонок отправил на рытье окопов. Среди них были Агапова Клава, Рожнова Нюся, Симонова Маша, Смирнова Лида, Шевченко Стеша и другие. Они работали у хутора Верхний Гниловский, неподалеку от станции Качалино. Здесь они воочию увидели, что такое война. Старкова (Агапова) Клавдия Ильинична вспоминает: « В начале летающие «рамы» разбрасывали листовки, а затем раздались оглушительные взрывы, заставившие нас беспомощно сжиматься, подставляя под осколки свои спины, и в сознании мелькала только одна короткая мысль: «Жить, жить, жить!». За два месяца мы повзрослели на годы, наши сердца переполняла ненависть к фашистам, желание мстить за смерть своих подруг». Поэтому 20 мая 1942 года Клавдия Ильинична добровольцем ушла на фронт. Сразу попала под Сталинград в 4-й дивизион 1083-го зенитно-артиллерийского полка 62-й армии. Служила при штабе телефонисткой, исполняя роль связного между штабом и действующей армией. А в свободные минуты вспоминала родной хутор.

А в хуторе продолжалась жизнь, жизнь, насквозь пронизанная войной. Надо было пахать и сеять, надо было кормить страну. Когда фронт стал приближаться к Сталинграду, то даже те хлеборобы, у которых была бронь, были мобилизованы. В хуторе остались старики, женщины да ребятишки. Все тяготы легли на их хрупкие плечи.

Сжимая в руке платочек, влажные от слез, Железникова Анна Лазаревна рассказывает:

«Когда началась война, мне исполнилось четырнадцать лет, я только успела закончить семь классов. Детство осталось позади. Отца проводили на фронт, спустя год умерла мама. На руках у меня остались младшие брат и сестренка, для них я стала кормилицей и главной опорой в жизни. По комсомольской путевке, вместе со своими подругами, я была направлена на трехмесячные курсы трактористов, а после окончания – в женскую бригаду Раковской МТС. Работали мы от зари до зари, но техники не хватало, поэтому скошенную пшеницу молотили потом до зимы. Много девичьих слез было пролить над «стальными конями», ведь порой не хватало силенок, чтобы завести трактор, смертельная усталость притупляла даже чувство голода». Слушая Анну Лазаревну, невольно вспоминаешь слова:

Да разве об этом расскажешь,
В какие ты годы жила,
Какая безмерная тяжесть
На женские плечи легла.

В военные годы был страшный голод. Ели все, что могло мало-мальски заполнить человеческий желудок. Чем могли, помогали друг другу, хотя делиться-то особо было нечем. Меня до глубины души взволновал рассказ Быстровой Пелагеи Петровны: «Семья у нас была большая, пять сестер и два брата, младшему шел четвертый год. Голодали мы сильно. Видя это, сосед наш, Кучеренко Кузьма Акимович, решил уберечь нас от смерти. Устроил меня в колхоз подметать амбары. Когда я работала, мое сознание сверлила мысль: «Как бы изловчиться, да сунуть в потайной карман пригоршню зерна». Знала, чем могло для меня это обернуться, но не могла поступить иначе, ведь дома меня с нетерпеньем ждали. Много лет прошло, а я не могу забыть истонченное, ссохшееся личико младшего братишки, его огромные, цвета небушка, ждущие глаза, которые вглядывались в меня и просили. Я быстро сбрасывала телогрейку, спускалась в подпол и на самодельном жернове перемалывала зерно, чтобы сварить жалкую похлебку или испечь, смешав муку с лебедой, горькие лепешки.

А в те дни, когда мои карманы были пусты, я даже боялась идти домой. По выражению моего лица всем становилось ясно, что сегодня ужина не будет. Все молча опускали головы, даже Ванюшка не кричал, не просил, просто слезы лились как бы сами по себе, а тонкие, как прутики, ручонки размазывали их по щекам. От этого меня охватывал ужас, отчаяние, кружилась голова, и я медленно оседала около косяка, так и не добравшись до лавки».

Сорок второй год так же, как и минувший сорок первый, начался под гром орудий, визг пикирующих самолетов, взрывы бомб и снарядов. Но тогда, год назад, война была где-то далеко, а теперь она пришла в наши края, в Сталинград. Взрывы сотрясали землю, кружили огненные вихри. Город пылал. Не смолкал грохот орудий, визг пикирующих самолетов, очереди пулеметов, автоматов. Рушились дома, камни города обагрились людской кровью...

Хотя наш хутор находился в стороне от театра военных действий, но мои земляки знали о войне не понаслышке. В период Сталинградской битвы они видели ее своими глазами. Хутор на две части разделяет железная дорога, а станция Раковка в войну была узловой станцией. Здесь останавливались эшелоны, шедшие в Сталинград и обратно, здесь заливали воду, здесь бойцы имели возможность бросить в искореженный осколками почтовый ящик весточку для родных и близких.

Зная это, фашисты регулярно, по два раза в сутки, бомбили станцию. К этому даже стали привыкать, но первая бомбежка была ужасна. Юнкеры появились внезапно. Их стремительные тени вынырнули неизвестно откуда и обрушили на хутор неистовый громовой рев. Люди в панике выбежали на улицу и, подхватив детей, побежали в сторону Нижней Раковки. Бомбы разорвались сначала в Миллеровой балке, затем в Березовой, и земля тяжело, с вздохом, содрогнулась под ногами спасавшихся. Надо было бежать дальше. Наряду с бомбежками фашисты предпринимали психические атаки, сбрасывая пустые бочки. «Уж и воронки-то в балках затянулись, как зажившие раны, – вспоминает Смирнова Елизавета Ивановна, – а вот летящие пустые бочки забыть не могу». Оглушенные разрывами бомб, люди застывали на месте, услышав нарастающий, дьявольски леденящий душу свист. Он заставлял их втягивать голову в плечи, буквально распластываться по земле и несколько долгих, мучительных секунд ждать. А во сне еще не раз переживать этот неистовый, рвущий барабанные перепонки звук.

Для прикрытия станции в двенадцати километрах от нее, в лесу, были размещены части 8-й воздушной армии, довольно успешно справлявшиеся со своей задачей. Но на войне, как на войне: без жертв не обойтись. В январе 1943 года завязался неравный бой, наш самолет, подбитый немцами, пытался дотянуть до аэродрома, расположенного в районе хутора Глинище, но не смог. Самолет, ломая деревья, рухнул на землю на глазах у хуторян. Весь экипаж погиб. Это были: лейтенант Сердобов Александр Николаевич и лейтенант Шестиков Василий Семенович. На самой высокой ноте оборвались две молодые жизни. Оплакивали их местные женщины. Их горе было искренним, ведь у каждой кто-то из близких воевал, а на кого-то уже пришла похоронка. Летчики были преданы земле на высоком берегу реки Медведица, а в 1946 году их останки были перезахоронены в братской могиле в самом хуторе.

Мужественно сражались наши летчики, выполняя боевую задачу, но дважды фашистским стервятникам удалось добиться желаемой цели. В августе 1942-го года был взорван эшелон со снарядами, которые, по словам очевидцев, рвались на станции более суток. Доказательства этого и сейчас находят вдоль железнодорожного полотна.

А чуть позже, 18 сентября 1942 года авиабомба попала в санитарный поезд, шедший из-под Сталинграда. Эта трагедия произошла у Серегиной будки, в километре от хутора. Узнав об этом жители бросились на помощь раненым. На лошадях, бойцов доставляли в здание школы, на скорую руку приспособив его под госпиталь. И опять наши женщины – матери, сестры, жены, надломленные голодом, нуждой, горем и непосильной работой, забыв обо всем, сутками не отходили от раненых, помогая медикам. Не хватало медикаментов, бинтов, тогда в ход пошли нарядные довоенные рушники и занавески, хранившиеся на самый крайний случай. Спустя некоторой время, госпиталь был эвакуирован в тыл. Но сорок четыре бойца навеки остались в Раковской земле. Самому молодому из них, Любимову Василию Зотовичу, шел двадцать второй год. Тринадцатого мая 1942-го года он закончил ускоренный курс обучения Чкаловского педагогического института, получил диплом учителя истории, а через несколько дней добровольцем ушел на фронт. Попал на Сталинградский фронт, бойцы которого вели ожесточенные бои на ближних подступах к городу. В своем последнем письме домой он сообщал, что легко ранен и едет в госпиталь, а потом опять будет бить фашистов.

Погибших похоронили вдоль железной дороги, на могилах по христианскому обычаю поставили крестики, а местный кузнец Денисов Иван Данилович выковал звездочки. В 1947-м году останки бойцов были перезахоронены в братской могиле в центре хутора. На могиле установили памятник.

Второго февраля 1943 года закончилась великая битва на Волге, и наши войска начали продвигаться на запад. Жизнь в хуторе стала значительно легче. Теперь не ревели моторы вражеских самолетов, хотя еще долго рвались бомбы.

Я вновь вспоминаю Железникову Анну Лазаревну, хрупкую женщину, еле заметно прихрамывающую на правую ногу (это память о войне). Весной 1943-го года она вместе с бывшим фронтовиком Абрамовым Степаном, мобилизованным по ранению, пахали землю, готовя ее для посева. Трактор Степана шел впереди, и она увидела, что плуг выворотил неразорвавшуюся бомбу. Остановив свой трактор, она выскочила из кабины и побежала вперед, чтобы предупредить об опасности. Раздался страшный взрыв, девушка упала на землю, и почувствовала резкую, жгучую боль: осколок угодил в ногу. Выйдя из больницы, Анна Лазаревна вновь села на трактор, горя желанием внести свой вклад в дело победы.

Мое повествование о военной истории хутора было бы не полным, если бы я не упомянула о человеке, о котором мне рассказывали все, с кем я беседовала. В те далекие военные годы никто не хотел работать почтальоном, хоть и давали ему паек. И вот взвалил на себя эту непосильную ношу одинокий старик - Семиков Никита Николаевич. Каждый день его сумка была вперемежку наполнена людским горем и радостью. Его боялись и ждали. Хуторяне со страхом и надеждой выглядывали в окна, застывали, подняв у колодца ведро, молились: «Господи, только не похоронка!».

Поэтому он, неся заветный треугольничек, улыбался издали, чтобы встречающие не тревожились напрасно лишние минуты. Но часто бывало и иначе. И ему, одинокому старику, хотелось плакать от горя и боли хуторян, получивших похоронку. Но не было слез, и от этого становилось еще тяжелее. Переполненный горем, он медленно брел по середине исковерканного войной переулка и, сжимая в отчаянии старческие дрожащие кулаки, твердил: «Гады, душегубы! Будьте вы прокляты!». Умер Никита Николаевич спустя год после войны, успев вкусить напоследок радость победы, разделив ее со своими земляками. Однако люди помнят о нем и ныне.

...Покой на земле и в моем хуторе, но память о прошлом не стынет. Она сохранит в наших сердцах имена земляков-воинов, земляков-тружеников, кто в боях и в тылу ковал Великую Победу.

Каждое лето в голубой вышине бездонного неба разливает на всю необъятную степь веселую песню жаворонок, радуясь тишине и покою, царящим над моим хутором.

А где-то в чужой стороне вечным сном спят 142 моих земляка, их имена золотыми буквами вписаны в историю страны.

Вечная им память!

Галкина Валерия Вячеславовна, МКОУ "Раковская средняя школа городского округа город Михайловка Волгоградской области", хутор Сухов 2-й, Михайловский район, Волгоградская область, Россия